Авторский блог Ричард Косолапов 03:00 15 декабря 1997

Без теории нам смерть!

беседа с Ричардом Косолаповым

Владимир ВИННИКОВ. Ричард Иванович, выход в свет 14-го тома Собрания сочинений И.В.Сталина под вашей редакцией вызвал бурную и разноообразную реакцию: от восторгов до обвинений в плагиате и научной недобросовестности. Однако — и это характерно — никто и нигде не поставил под сомнение саму целесообразность такого издания. Спорили, по сути, о ваших редакторских качествах. Поэтому первый блок вопросов: как вы, один из самых видных философов-марксистов, оцениваете свою работу над этим томом, сколько времени она заняла, и какова была принятая вами методика работы?

Ричард КОСОЛАПОВ. Прежде всего хочу сказать, что вышел уже и 15-й, и 16-й, завершающий, том этого издания, которое было прекращено после кончины Сталина по решению Хрущева, когда рассыпали уже готовый набор и уничтожили пробные оттиски.
В середине 60-х годов знаменитый Гуверовский институт в Станфорде (США), используя план Собрания сочинений, опубликованный в его первом томе, сталинские тексты и архивные материалы, доставляемые туда из СССР эмигрантами и дипломатами, выпустил небольшим тиражом, только “для своих”, все три недостающих тома, исключая “Краткий курс”...

Когда я занялся работой над этим изданием, а на дворе были уже ельцинские “реформы”, то оказалось, что в Москве существует будто бы всего один экземпляр гарвардских томов — у одного из ведущих “прорабов перестройки”, и доступа к ним нет. Но — не имей сто рублей... Да и нет таких крепостей, которые нельзя было бы взять, разумно сочетая приемы осады и штурма. С помощью друзей удалось вытащить эти тома на свет и скопировать. Это оказался необходимый справочный материал — и не более того. Достаточно отметить, что московское издание поплнилось более чем полусотней документов, не говоря уже о существенно ином подходе ко всему этому материалу.
Эффект монументальности и вечности, на который был рассчитан, в частности “Краткий курс истории ВКП(б)”, здесь абсолютно снят. Дело в том, что “Краткий курс” — все же плод коллективного труда, тщательно отредактированный Сталиным. Поэтому я не счел возможным помещать его среди собственно сталинских сочинений. Целью моей работы — не скрою, работы тяжелой, но увлекательной, а потому и необременительной — было воссоздание реального, а не мифологического облика Иосифа Виссарионовича Сталина, потому что он при жизни был бесконечно далек от созданных усилиями всяческой пропаганды расхожих монументов и карикатур. В том, что многие склонны сейчас считать его великим, нет моей заслуги или вины. Я не считаю себя ни сталинистом, ни антисталинистом. Надеюсь, что функциям объективного, научно выверенного источника для дальнейшего осмысления личности Сталина это издание удовлетворит в достаточной степени. А большего мне, собственно, и не требуется.

Владимир ВИННИКОВ. Я помню конец 70-х годов, когда портрет Сталина красовался на ветровом стекле каждого второго грузовика. Я помню конец 80-х годов, когда говорить о Сталине иначе, нежели о властолюбивом и кровожадном маньяке, растерзавшем страну, уничтожившем цвет ее населения,— считалось признаком “сталинизма”, какого-то извращения психики. Эти приливы и отливы в отношении к образу Сталина, эти колебания социально-психологической доминанты различных послесталинских периодов отечественной истории доказывают лишь то, что Сталин по-прежнему является фигурой знаковой, символической для нашего общества. В чем, по-вашему, заключаются причины этого символизма, и что символизирует Сталин сейчас, в декабре 1997-го от Рождества Христова года...

Ричард КОСОЛАПОВ. Русский народ сегодня чрезвычайно унижен и все больше вгоняется в комплекс неполноценности. Налицо непрерывная деградация социального статуса людей и международного статуса государства. И это происходит по- тому, что все правители последних сорока с лишним лет занимались тем, что только использовали сталинские ресурсы, сталинские заделы. Сегодня эта кладовая близка к исчерпанию. И естественно, что память людей — даже бессознательно — обращается к тому времени, когда ситуация развивалась в ином, прямо противоположном, направлении. Ведь все величайшие достижения русского народа в этом веке: от создания современной индустриальной базы, культурного преображения и прорывов в науке, победы в Великой Отечественной войне и вплоть до выхода в космос,— так или иначе связаны с именем Сталина.

Ничего другого, более близкого и понятного для огромных масс людей, в нашей истории пока не существует. Ведь Ленина, а он тут бесспорный родоначальник, понять, даже нынешней “элите”, гораздо сложнее — это совершенно иной мир, иная культура, чем те, которые воплощены в сталинской эпохе. Если угодно, мир Ленина связан с двухвековым развитием русской интеллигенции, с двухвековым развитием рабочего класса, особенно питерского, выработавшего в себе точное классовое сознание. А мир Сталина, при всем его неоспоримом на сегодня значении,— это мир вчерашнего крестьянина и провинциала, вынесенного на вершину исторического творчества. Здесь больше традиционности, представлений об устоях, о власти и государстве, приспособленных к насущным задачам общественного развития, чем заранее выработанного теоретического взгляда, предвидения того, как будет двигаться дело. Причем это в большей мере относится даже к сталинскому окружению, к тогдашнему состоянию партии, чем к Сталину лично.

По множеству заслуживающих доверия свидетельств и оценок, Сталин чрезвычайно серьезно изучал все проблемы, по которым высказывался публично. К примеру, одним из упреков Хрущева Сталину была известная работа последнего “Марксизм и вопросы языкознания” — дескать, куда только ни залезал “отец всех народов” и “корифей всех наук”. Между тем, видные специалисты-языковеды, с которыми мне пришлось беседовать в последнее время, указывают лишь на одно серьезное несоответствие этой работы современным представлениям о языке: Сталин назвал основой русского литературного языка не московское, как считается сегодня, а орловско-курское наречие. Во всем остальном она, по их мнению, сохраняет научное значение.

Владимир ВИННИКОВ. Ричард Иванович, существуют слова Молотова, которые привел в своей книге Феликс Чуев,— привел, скорее всего, не понимая их истинного значения. Молотов якобы сказал ему в начале 70-х годов, что правая мелкобуржуазная стихия рано или поздно сомнет русскую революцию, но каждый год советского социализма приближает окончательную победу коммунистических идей во всемирно-историческом масштабе. Был ли, по-вашему, феномен Хрущева проявлением этой мелкобуржуазной стихии? Как вообще можно оценивать послесталинских руководителей КПСС и СССР, исходя из вашего теоретического багажа и опыта работы на близких к высшим этажах партийной власти?

Ричард КОСОЛАПОВ. Одной из немногих действительных ошибок Сталина было то, что он не подготовил себе достойного преемника, или, лучше сказать, надежный кадровый резерв. В условиях той политической системы, которая была сформирована при его участии и под его руководством, сей факт приобретал решающее значение. Сталин не успел этого сделать, хотя на последнем прижизненном съезде партии, XIX-м, по его инициативе был избран расширенный состав Президиума ЦК, куда вошли 25 членов и 11 кандидатов, в том числе молодые государственные и партийные деятели с большим интеллектуальным и политическим потенциалом. К сожалению, из-за скорой смерти Сталина эти люди не успели даже закрепить свои позиции на верху и были мгновенно перемещены, отправлены “набираться опыта” на второстепенные посты в регионах. Среди лично известных мне людей назову Юрия Андреевича Жданова — блестящего ректора Ростовского университета, главу основанного им Северокавказского центра Академии Наук. С конца 50-х до начала 70-х годов мне пришлось тесно сотрудничать с Дмитрием Ивановичем Чесноковым — бывшим членом Президиума ЦК, который “ссылался” в 1953 году в Горький. Причем никакой внятной причины Хрущев ему назвать не сумел: есть мнение — и все. Именно Чеснокову Сталин за день-два до своей кончины сказал по телефону: “Вы должны в ближайшее время заняться вопросами дальнешего развития теории. Мы можем что-то напутать в хозяйстве. Но так или иначе мы выправим положение. Если мы напутаем в теории, то загубим все дело. Без теории нам смерть, смерть, смерть!..”

Конечно, Хрущева понесла на своих плечах все та же масса работников партийного аппарата, которые привыкли иметь вождя и не привыкли к разным приятным мелочам, связанным с его отсутствием. Тем более, что тут были и коммунизм к 1980 году, и “догнать и перегнать Америку”, и был потенциал развития, который начал проедаться именно при Хрущеве. К 1964 году вождь был уже не нужен, а нужен был сторож, который не мешал бы “своим” пользоваться складом. Через двадцать лет грань между “своими” и “чужими” стерлась окончательно. Да, это был феномен мелкобуржуазности, к которому мы были слишком снисходительны.

Владимир ВИННИКОВ. Мог ли, по-вашему, Андропов повернуть развитие ситуации, продлись его правление несколько лет?

Ричард КОСОЛАПОВ. Трудно сказать, но то, что Юрий Владимирович подходил к ситуации чрезвычайно здраво и критически — очевидно. Потенциал у него был, сравнительно с другими властителями страны, по моим личным впечатлениям, очень серьезный. Но сослагательного наклонения нет ни у истории, ни у философии. Зато есть будущее.

Владимир ВИННИКОВ. И что ждет в будущем нашу страну?

Ричард КОСОЛАПОВ. Ну, спросите что-нибудь попроще. В двух словах обрисовать проблему нельзя, но реально мне лично видятся три варианта.

Первый — присоединиться к гигантам государственно-монополистического капитализма, увеличить “семерку” до “восьмерки”. Но этого не допустят США и их “золотые” союзники, заинтересованные в России только как в объекте нового раздела, только как в колониальной стране — источнике энергоресурсов, сырья и дешевой квалифицированной рабочей силы. Не случайно они так хлопочут о нашем (но не своем!) всестороннем разоружении, подавлении советского и русского духа, стремятся придавить РФ броневой плитой НАТО.

Второй — продолжать двигаться по наклонной плоскости разорения, обнищания и вымирания, то есть распада и самоликвидации государства Российского. У всех здоровых сил Отечес- тва само обсуждение такого рода “перспективы” должно вызывать вполне объяснимый гневный протест.

И третий — выработать взвешенный, научно обоснованный проект социалистического возрождения России на базе разумного (дабы избежать гражданской войны) социального маневрирования, которое позволило бы России продол- жить свой оригинальный исторический путь.

50(211)
Date: 16-12-97

1.0x